Две жизни

В первую ночь после скачек я боялся закрывать глаза. Боялся снова увидеть Бурана, кричащего от боли. Всё, что я мог — гладить его шею, пока ветеринар ставил смертельный укол. Собственный перелом меня не тревожил. Какой смысл переживать о карьере, потеряв самого надёжного партнёра?

Но сон, пришедший после падения, был не о Буране.

~

Стылая земля подавалась плохо. В ней не было живых древесных корней, которые могли бы прийти на помощь. Лопата угрожающе скрежетала, когда я вколачивал её в мёрзлый грунт. Когда могила была готова, я стёр руки до крови.

Тело моего леопарда казалось необычайно лёгким. Он сильно исхудал за время болезни, а теперь вовсе походил на мешок с костями.

— Спи спокойно, друг, — тихо сказал я, в последний раз запуская пальцы в шерсть.

Закапывать было не проще, чем рыть. Комья грунта пришлось рубить лопатой на мелкие кусочки. Я бросил на могилу горсть семян морозостойкой ели и приказал им прорости. Ядерная зима заканчивалась, но прежде, чем местная природа восстановится, пройдут десятилетия.

~

Никогда раньше я не желал видеть репортёров меньше, чем теперь. Мне пришлось покинуть апартаменты и вернуться к родителям в ранчо, но особо настойчивые журналисты добирались и туда. К счастью, двустволка отца действовала на них отрезвляюще.

Я думал, что возврат к сельской жизни и уход за жеребятами меня исцелят. Многие жокеи однажды теряют лошадь, но находят силы пересесть на другу. Скольких коней сменил я сам? Но ни с одним не чувствовал единения, как с Бураном. На ипподроме мы сливались в единое существо, с общими мыслями, желаниями, чувствами. Впрочем, вернуться в седло мне не грозило, впереди маячила размеренная жизнь тренера.

Однако трудотерапия принесла очень скромные плоды. Я медленно погружался в депрессию, а вместе с тем сны с каждой ночью становились всё отчётливее. Иногда я даже не мог понять, какая из жизней настоящая.

~

Выжженный город равнодушно взирал на нас пустыми провалами окон. Я был не первым, кто потерял животное. Сначала погибли птицы — наиболее чувствительные к остаточной радиации. Их хозяйки, некогда жизнерадостные и лёгкие, осунулись и постарели в считанные дни. Теперь был мой черёд. Я опасался смотреть в зеркало.

Лучше всех держались волки и медведь. Впрочем, сам шаман кашлял всё чаще, а спал дольше. Возраст брал своё. Но пока оставались силы будить растения, нашим долгом было помочь природе возродиться.

Квартал за кварталом мы шли по разрушенным улицам, засевая газоны густым зачарованным сорняком. Медленно, но верно, он должен был поглотить тяжёлые металлы и радионуклиды. Через год по нашему пути пройдёт группа магов, выжигая этот сорняк в золу. Если повезёт, они будут страдать меньше, чем мы.

Я зевал. Каждую ночь мне снилась мирная жизнь в ранчо на окраине леса. Деревья там были высоки, травы густы, а животные здоровы. Но тоска по духовному зверю поглощала меня и там.

Шаман поманил меня дрожащей рукой. Его кожа была покрыта старческими пятнами, а волосы недавно выпали. Медведь же выглядел сносно, лишь шерсть не лоснилась как прежде.

— Сынок, верно ли я понимаю, что ночами ты не вполне спишь?

Я замялся. Необычайно реальный сон не приносил мне покой, не восстанавливал силы. Шаман с горечью посмотрел на бредущих впереди увядающих женщин.

— Твоя ситуация лучше, чем у них, мальчик. Они уже мертвы. Но у тебя есть выбор.

Он закашлялся и сплюнул кровь. Я раздражённо отвернулся, лишь уважение к шаману заставило меня смиренно ответить.

— Во сне я словно в другом мире. Я помню всё, что было там, и коня, которого потерял.

Старик слабо закивал.

— У каждого человека есть двойник в другом мире, но не у каждого в обоих мирах есть духовный зверь. Многие видят двойников во снах, но забывают об этом. Вас же связало горе. Такое случается редко, но для тебя горе обратилось возможностью.

Я поднял на него уставшие глаза. После смерти Когтя зрение стремительно садилось.

— Мы все знаем, что означает гибель зверя. Здесь не с кем создать новую связь, даже тараканы подохли.

Шаман сжал тонкие губы и качнул головой.

— Зверь и друид — одна душа на двоих. Один да один — два. Два минус дважды половина — один.

— Ты бредишь.

Он невесело усмехнулся.

— Нет, мальчик. Ты можешь выбрать, в каком мире останешься жить. Или же зачахнуть в обоих.

~

Я не желал боли родителям, а потому улетел в отпуск. Телеграмма о моей смерти придёт перед рождеством, когда в ранчо приедут брат и сестра с семьями. Испорченный праздник представлялся мне лучшим вариантом, чем родители, убивающиеся горем в одиночестве.

Это был странный выбор. Любой счёл бы меня сумасшедшим. Возможно, я действительно двинулся крышей. Более разумный человек обратился бы к психотерапевту. «Во сне я управляю растениями в постапокалиптическом мире» — такое заявление грозило мне по крайней мере мягкими стенами. Но в том мире у меня была высшая цель, а в этом смысл погиб вместе с Бураном.

~

Последним, что я видел, были стремительно приближающиеся волны, бьющиеся о скалу.

Я проснулся, отчаянно хватая воздух. Впервые после смерти Когтя я чувствовал себя выспавшимся.