Зевран бережно перебирал бумажные листы, которые никак не расчитывал найти. Ему казалось, что он прикасается к чему-то нездешнему, ненастоящему, выпавшему из-за Завесы или из другого времени. Странным было уже то, что Алекс прятала эти рисунки.

О, нет, рисунки не были искусны. Третьесортные художники, наводняющие городские площади по праздникам, с лёгкостью дали бы Командору фору. Но это не были и дилетантские почеркушки. Хотя, чего уж удивляться, у Алекс цепкий взгляд и твёрдая рука.

Некоторые, на дешёвой, уже пожелтевшей от времени бумаги, выведенные углём, вовсе не предназначенным для рисования, почти размазались. В основном это были пейзажи — леса, поля. Десятки лесов и полей, похожих друг на друга, но различающихся. В каждом пейзаже было что-то, цепляющее взгляд: разбитое молнией мёртвое дерево среди поля, разрушенная мельница в углу листа, брошенная на обочине дороги телега или широкий след оползня на лесистом склоне горы. Некоторые места Зевран узнавал. В разрушенной мельнице они остановились на ночлег, а оползень устроила Шейла, когда неосмотрительно по привычке бросила в Порождение Тьмы каменную глыбу. Склон горел туго, понадобилось привлечь к его поджёгу магов; поле у мельницы зашлось легко, стоило Алекс пройтись с факелом с наветренной стороны.

Сложнее приходилось с селеньями. Изящный клинок убийцы — не то же самое, что топор палача. Зевран всегда был лишь орудием, не судьёй. Чего нельзя сказать о его клиентах, хоть их руки и оставались чистыми.

Среди более новых рисунков, на плотной дорогой бумаге, пейзажей было от силы штук шесть. По большей части — портреты пса тонким грифельным стержнем, с разных ракурсов. По меньшей — зарисовки людных площадей в праздники или базарные дни, играющих детей. Вот только вместо лиц почти у всех красовались белые овалы. Почти — потому что некоторые лица явно пытались нарисовать, судя по жирному зачёркиванию углём — безуспешно. Особенно Алекс удавались одежды, особенно платья.

Однажды Зевран подарил ей платье — тонкого Антиванского шёлка цвета морской волны. Алекс даже надела его три или четыре раза. Здесь, в их покоях, только для него. Потому что за дверь она всегда выходила в сине-белой драконьей броне. И потому что ни разу не надеть подарок было бы оскорблением. Зевран хотел не этого.

Как бы там ни было, рисунки кричали — их создатель упивается жизнью.

Коржик лениво процокал когтями по камню и запрыгнул на жалобно скрипнувшую кровать.

— Клянусь, Командор, я не рылся в твоих вещах. Давно ты здесь? — Зевран нехотя оторвал взгляд от рисунков.

Алекс прислонилась к дверному косяку и демонстративно поглаживала пальцами слабо мерцающую Клятву Стража.

— Даже не хочу знать, как это работает, — скривился Зевран.

Не то, чтобы он осуждал магию крови, но было в ней что-то мерзкое и противоестественное. — Не ожидал, что даже от меня сигнальные чары развесишь.

— Это был потайной ящик со скрытым замком за семь золотых. Ты его хотя бы не сломал?

Зевран пожал плечами.

— Я был очень аккуратен. Зачем вообще ты это прятала? Оу... Ничегошеньки!

Всё страньше и страньше. Из сложенного вдвое листа выпал засушенный розовый бутон, изрядно потрёпанный, но ещё целый. Зевран удивлённо воззрился на свою женщину.

— Не слишком ли сентиментально, mi amor?

Алекс усмехнулась, криво и зло.

— Всё ещё надеешься?

— А ты всё ещё не оставляешь попыток меня отпугнуть.

Это давно стало их личной маленькой войной. Её ироничное вздёргивание брови. Его желание найти, докопаться, поймать её на следах чувств. И по тому, что в последнее время насмешливость Алекс всё чаще принимала оттенки злости и досады, Зевран полагал... надеялся... возможно... возможно, чего-то он всё-таки добился.

Он едва заметно прищурился.

— Не от тебя, — пожала плечами Командор. — От Эрны. Найди она это, мне пришлось бы нарисовать каждого стражника и поварёнка Башни Бдения. А мне, как видишь, не слишком хорошо удаются портреты.

Зевран покосился на развалившегося на кровати мабари и выудил из стопки бумаг пару листов с его изображением.

— Однако Коржик прелестен.

Пёс довольно гавкнул и уронил слюну.

— Когда закончишь, оставь всё в том же виде, в каком нашёл, — бросила Алекс, явно собираясь уходить.

— Хотел бы я однажды увидеть в твоих рисунках своё лицо, — негромко произнёс Зевран, обращаясь не то к спине Командора, не то к Коржику.

Спина на мгновение замерла в дверях и удалилась.


Был в той кипе листов один рисунок, не принадлежавший руке Алекс. Портрет её самой — по пояс, в три четверти, выведенный скупыми и точными прямыми росчерками. Почти ребёнок — ещё Страж, не Командор — с рассечённой поджившей губой и этим своим равнодушно-мертвенным взглядом, таким ненавистным Зеврану. Кем бы ни был неизвестный художник, он сумел запечатлеть на бумаге самую суть Алекс-солдата, Алекс-оружия, целиком проигнорировав Алекс-женщину. Зеврану вдруг захотелось выбросить этот рисунок. Разорвать на мелкие кусочки и сжечь. Он согнул лист вчетверо и положил под самый низ стопки. Кажется, он знал имя художника.


МЕТКИ : |